Из мыслей его вырывает стук в дверь, слишком тихий, чтобы среагировать на него сразу же, слишком громкий для того, чтобы проигнорировать. Он замечает, что уже пару минут сидит, упершись взглядом в стену, без каких-то определённых мыслей, можно было бы подумать, что он спит с открытыми глазами. И, наверное, это было бы очень кстати, учитывая, что со сном у него последнее время как-то не вяжется, туда все порываются китайцы со своими страшными заклинаниями, со своей местью. Он все ждет, что к нему в кабинет ворвутся, предъявят, если и не за унижение Чжао, то как минимум за испорченный пол, который кому-то пришлось отмывать от блевотины. Огден утешает себя тем, что, если бы китайцы хотели, то уже давно бы выпустили его кишки, но они, вроде бы, пока на месте, да и от Сольвейг с тех пор ничего особо слышно не было, с одной стороны это радует отсутствие новостей  - это ведь хорошо, с другой, если ту уже где-то пытают, то ему вряд ли услужливо об этом сообщат. Он ведь не волнуется за нее?

Все же инициалы на письме, которое ему вкладывает в ладонь помощник, настораживают. Огневиски у Розье должно было быть в достатке, он совсем недавно самолично проверял очередную порцию, так как днем ранее другому клиенту поставили бракованный товар. Неужели он что-то упустил? Икарусу это кажется подозрительным, письмо пахнет потенциальными проблемами, он почти ощущает это, делая вдох, пока глаза бегут по строчкам на пергаменте. Но всех проблем, очевидно, избежать нельзя, даже порошка на его бутылках для этого недостаточно, поэтому, уже через пару минут он оказывается в Спини Серпент. Распахивает дверь, на которую ему указывает домовик, он точно знает куда ему нужно. Огден, по обычаю, одаривает своего клиента улыбкой, пожимает тому руку и садится на против, в нетерпеливом ожидании.

- И я рад, Мистер Розье, - стоит ли спросить, почему сегодня вопросы о огневиски пришел решать Мистер Розье, а не его дочь. Икарус решает, что это можно оставить на потом. Ему кажется, что в вопросе о его товаре кроется какое-то двойное дно, - Пока наш напиток, льется в ваши фужеры, то все хорошо. Вас же все устраивает? - всегда лучше уточнить, дополнительно улыбнуться, пока можно, потому что следующие слова клиента заставляют его напрячься. Он не знает, что делать с этой информацией, как реагировать, потому что в нем снова просыпается страх, который мешает ему спать. И откуда вообще Розье об этом известно, не Соль ли решила распустить свой язык?  Икарус не отвечает ждет, что последует дальше, отвлекается на то, чтобы налить себе жидкости из графина, кажется, без выпивки обойтись не получится. Уже подносит бокал к губам, но останавливается, когда речь заходит о Бренди. Не так ли он назвал тогда Соль? Вдыхает аромат напитка, да, на огневиски, это не похоже, - Мне больше по вкусу огневиски, Мистер Розье, - отодвигает от себя фужер, слушает собеседника внимательно, прячет руки под стол, пытаясь скрыть подступающую дрожь. Тот знает слишком много, видимо, пришел воздать Огдену за его милую дочурку. Икарус только надеется, что волшебник всего лишь порвет между ними деловые отношения, что сейчас вслед за его словами сюда не вломятся китайцы и не вломят ему.

Он не прерывает собеседника, дослушивает до конца, удивляясь тому, что его за что-то еще и благодарят. Знает ли Розье, что его дочь оказалась там не по своей воле, а потому что поддалась на шантаж? Знает ли все детали их неплохого времяпрепровождения и чем оно закончилось уже вне китайского праздника? Так или иначе Икарусу не кажется, что его есть за что благодарить, потому то все это кажется странным, слишком подозрительным. И еще эта тень улыбки на лице Мистера Розье, будто что-то не договаривает.

- Не стоило, - сделка, которую тебе кто-то выбил - это еще одна сделка, Огден в этом уверен, осталось узнать цену, - Я бы вернулся к этому позже. Но спасибо, - он кивает головой в сторону волшебника, - Вижу, вам не нужны мои извинения, - ему вообще, кажется, что вся ситуация с Чжао по отношению к дочери его не сильно-то беспокоит, - И чего эта сделка стоила вам? - не мог же он пойти на те условия, которые предлагали ему, хотя Икарус в этом совсем не уверен.

Было бы очень обидно, если бы все, что они пережили с его дочерью оказалось напрасным. Ладно, приятные моменты в этом были так или иначе, но вот кусок стекла в ноге, почти ослепшая Соль - чтобы в итоге все равно отдать ее в азиатские лапы. Огдену неприятно об этом думать, неприятно представлять ее в их лапах, но спрашивать об этом он не решается, думая, что такое и оскорбить может, а он и  так уже слегка оскорбил честь его дочь, если бы там, конечно, было, что оскорблять. Но опять-таки, разве он знает что-то об их отношениях в семье, о уровне знаний Мистера Розье о степени «оскорбленности» его дочери. Знает ли он вообще что-то о ней, если задает ему такие вопросы. Огден к тому моменту, все же решается промочить горло тем самым бренди, которое встает поперек горло после сказанного собеседником.

- Что? - он пытается прокашляться, надеясь, что за кашлем что-то слышит неверно, - О какой помолвке? Это шутка? - Огден решительно отказывается воспринимать сказанное всерьез, откидывается спиной на диван, вытирает рукавом капли бренди с лица, - Соль милая девушка, но, - но ебнутая? Где бы найти подходящие слова, - Нет, вы же знаете свою дочь, Эдмунд. Она не милая, это черт в юбке, вы что мне так мстите? Мне все же стоило извиниться? Давайте договоримся, вы же деловой человек, - он все ищет как бы обойти эту острую ситуацию, потому что, если тот знает Чжао и способен договориться с ним без жертв, то, выходит, что Розье может быть еще опаснее, - Чего вы хотите? Годовой запас огневиски за полцены? Чтобы я больше никогда не приближался к Сольвейг? Кого убить, чтобы вы не губили жизнь своей дочери? - теперь он пытается надавить на то, на что надеется есть смысл надавливать. Надеется, что тот хоть немного заботится о душевном равновесии своего ребенка, ибо в таком союзе о подобном можно будет забыть навсегда. Тут можно ставить ставки на то, кто кого быстрее убьет, и Икарус думает, что скорее выиграет он, - Вы не понимаете о чем говорите, Мистер Розье. Простите, но это безумие, вы правда хотите для нее такого мужа? Я еле вытащил ее из лап китайцев, думаете такое больше не повториться? У меня достаточно амбиций, чтобы это повторить. А продажа наркотиков? - Огден нервно посмеивается, в конце концов делает глоток бренди и тот, вроде бы, даже ничего, - Вы говорите правильные вещи, но я бы хотел сам выбрать себе жену, уверен, как и Сольвейг мужа, - только вот, едва ли, та когда-нибудь выйдет замуж, впрочем, как и он женится. Хотя над словами Розье он и вправду задумывается, не зря же на сделку с Чжао ему пришлось притащить фиктивную невесту. Он встает, чтобы размять ноги, думает, что пора бы отсюда сваливать. пока ему не впарили в придачу еще кого-то из их рода. Но замирает на последних словах своего клиента.

- И? - что за хуйню ему здесь впаривают, если это он, вроде как, продавец, - Она уже разнесла вам весь дом? Перерезала себе горло, лишь бы ничего такого с ней не случилось? Или она уже на пути, чтобы перерезать горло мне? Мистер Розье, там были хотя бы междометья между матом?

Тень кривой усмешки. В действительности ничего и отдаленно смешного в этом всем не было. У него начинает складываться ощущение, что все в этой семейке ебнутые на голову. А еще ему понемногу начинает быть понятно почему Сольвейг такая какая есть, откуда эта злость и необузданный характер. Несильным браком многого не обуздаешь, интересно сколько еще всего такого носильного он совершает по отношению к своим детям? Икарусу этого не понять, отцу нет дела до того каков он, до того соответствует сын его ожиданиям или нет, у того на его счет в принципе нет ожиданий. Он смотрит на него редко, когда те сталкиваются в бесконечных коридорах, кивает отрывисто в подобии приветствия, даже взглядом не всегда одаривает. Сейчас Огден почти благодарен тому, что у него есть и тому, чего у него никогда не было.

Теперь ему еще и угрожают, этого стоило ожидать. С Розье всегда было сложно договориться, только теперь он точно не готов отступать, а, значит отступить придется кому-то другому. Огден мотает головой, меряет помещение шагами. Ему нечего ответить на угрозы, потому что попадать в руки к Чжао не хочется, нога до сих пор помнит встречу с его драконами, когда отдает ночной болью. Так что все-так хуже: брак с Сольвейг или смерть от рук китайцев. Ответ, вроде бы, должен быть очевидным, но Икарус изводит себя попытками что-то придумать, как-то изменить свою тактику или тактику Мистера Розье. Он же не выбрался из лап Чжао, чтобы следом попасть в лапы отца Соль?

- Вы зажали обе мои ноги в капкане. Как думаете? - хотя скорее не ноги, а яйца. И ощущение не из приятных, когда альтернативы никакой особо и нет кроме как стиснуть челюсть покрепче кивнуть головой и разъебать что-нибудь, предвкушая славную помолвку. Пока Огден сжимает только челюсть, смотрит на «будущего» родственника с пренебрежением, он ему отвратителен, как отвратителен любой, кто пытается зажать его между молотом и наковальней.

- Преувеличиваю? О, нет-нет, Мистер Розье, скорее я преуменьшаю, - зачем церемонится, если самому отцу нет дела до ее желаний, если худший из выборов перед ним уже поставлен. В конце концов назови он сейчас Сольвейг последней потаскухой и, кажется, Розье и бровью не поведет, разве что, позволит дрогнуть уголкам губ в интересной идентификации его дочери.

Всего лишь женщина, которая успела побывать на крюке за их недолгое знакомство после милой беседы с каким-то волшебником. Всего лишь женщина, которая посылает его нахуй, чаще, чем моргает. Всего лишь женщина, которую можно заткнуть только овладев ей. Да всего секса в мире не хватит, чтобы она молчала столько сколько требуется Огдену. Нет, он никогда не видел рядом с собой какую-нибудь молчаливую даму, но у той с пиздежом явно перебор, особо с тем, после которого любой волшебник попадает в беду. Ему своих проблем хватает, зачем ему в придачу и ее. А, если Икарус на ней женится, сможет ли он избежать этих самых проблем, даже, если любви между ними нет, как на него будут смотреть, зная, что его жена где-то висит на крюке, пока он потягивает огневиски в баре?

- Ваши методы, Эдмунд, не оставляют шансов, чтобы не замолчать, - наверное, надо будет попроситься в ученики, - Между отцом и мужчиной, к которому она не испытывает ничего кроме ненависти есть разница, - а он уверен, что так оно и есть, несмотря на то, что между ними было. В действительности, это ведь ничего кардинально не меняло, как будто он у нее первый, как будто она у него первая. Потрахались и разошлись, - Вы совершаете ошибку, - он хватается за голову обоими руками, - Как же я влип, - говорит почти неслышно, взъерошивает волосы, сам того не замечая.   Бьется в стенку раз за разом где-то в своих мыслях, не способный найти выход. Это его злит. Он собирает волю в кулак и холодно произносит, - Надеюсь, вы не ждете, что я буду пытаться делать ее счастливой? Готовьте запасное поместье, потому что то, что прикладывается к ней, очевидно, быстро сгорит. И, полагаю, вы сможете организовать безлимитный абонемент в Мунго, чтобы мы с женой, - его передергивает от сказанного, - могли восстанавливать свое ментальное здоровье.

На большее холодности не хватает, все загорается обратно, он в пол уха слышит Розье, готовый сорваться с места, готовый схватить его дочь за шкирку, потрясти хорошенько, за то, что та дочь своего отца. За то, что близость с ней оказалось даже опаснее какой-нибудь болезни, потому что болезнь вылечить можно, а вот брак с ней, только если ногами вперед. И, если он попробует отправить вперед ее ноги, очевидно, для него это хорошо не закончится, поэтому все хуево. Никакого просвета в этих ебучих Розье он не видит, как и теперь для себя. Он выскакивает из комнаты, как только будущий родственник отпирает дверь, и сразу же аппарирует в поместье все тех же будущих родственников.

- Сольвейг! - он появляется прямо посреди гостиной, сначала дает себе пару минут отдышаться, сдержать приступ рвоты, толи от гнева, толи от аппарации. Обычно на отойти ему требуется больше времени, но сейчас он слишком взбешен. Он замечает ее в кресле, хватает с рядом стоящую бутылку или вазу, ему не важно, швыряет ее почти с девушку, но все же мимо, в стену. Звон разбившегося стекла окатывает все помещение, резонирует по окна. Он подлетает к ней, нависает сверху, - Вы, Розье, все ебнутые на голову! - сжимает подлокотники кресла, сдерживается до последнего, чтобы все-таки не задушить ту. Если бы он задушил ее тогда, возможно, все было бы проще, возможно, он списал бы это на китайцев, мол собачатина встала поперек горла. Или ее неудачно трахнул какой-то мужик, такому ее отец, вероятно, даже бы не удивился. Но Огден сделал не тот выбор, когда поддался, чему? Эмоциям? Чувствам? Да, он определенно что-то к ней чувствовал, и на первом месте сейчас была ярость.

- Е-б-н-у-т-ы-е, - каждая буква сочится ядом, каждая буква гвоздь в крышку его гробы, - Ты согласилась на это?! Может это твоя идея вообще? Сранная принцесса. Первый, кто поебется с тобой добровольно станет твоим мужем? А? - все тело напряжено, весь он один сплошной комок гнева. Как его поймали в эту ловушку? - Какой же я мудак, - риторический вопрос, - Нужно было тебя бросить еще в том туннеле, никто бы и не горевал. Твой папочка только рад сбыть тебя. Ходишь из рук в руки, как залежалый товар. Как тебе такая любовь? Может сядешь на колени и отсосешь раз уж я твой жених? - он выстраивал свою жизнь не один год, пусть и не самыми правильными методами, делал ошибки, принимал фатальные решения, но Огден и подумать не мог, что что-то из этого может привести его к браку с кем-то вроде Сольвейг. Это было смешно, это был полный провал.

Он усмехается. Шлюхи. Ему теперь и этой радости в жизни придется лишиться? Искать встреч с женщинами в каких-нибудь подвалах, богом забытых барах, думать, чтобы это никак не дошло до Мистера Розье? Вероятно, он не сможет порадоваться за его насыщенную половую жизнь, это ведь потенциальный позор для семьи. Но Огдену, кажется, что большего позора, чем Сольвейг в женах ему в жизни уже не увидеть.

- А зачем мне теперь шлюхи, если у меня будет жена? - если бы он ее любил, если бы она его любила, это был бы достаточно лоничный вопрос. Жена, если подумать, это весьма удобно и стабильно. Не нужно думать о том, что новая дама принесет тебе под юбкой или, не дай Мерлин, в подоле. Один раз его уже попытались вовлечь в странную историю с ребенком, который почему-то по итогу родился гораздо раньше того срока, который мог значить, что отец Икарус, - Мечты сбываются, Сольвейг, - только не его уж точно. Сейчас его мечта съебаться подальше и больше никогда не видеть никого из рода Розье, забыть вообще, что такое существовали. Но мысль о сранных китайцах не позволяет ему это сделать, и это подогревает в нем ярость, хотя, вроде бы, могла бы помочь смириться со всей ситуацией. Нет, он не смириться до последних дней вместе, до последнего вздоха, там же обязательно будет что-то про вздох, когда его заставят встать с волшебницей перед алтарем.

Огден не успевает среагировать, когда в его спину уже что-то прилетает, ловит рукой лишь воздух, когда девушка аппарирует. Боль заставляет его навалиться на кресло, в глаза летят искры, он опирается руками о сидение, трясет головой, чтобы прийти в себя. Даже не удосуживается достать палочку, он и голыми руками ее задушит.

- Сука! - он распрямляется и смотрит на ту с ненавистью, тяжело дыша. Хватается за стул, который оказался на удивление крепкий, пользуется тем, что она занята бросками столов, сам же запускает стул в девушку, а пока та пытается увернуться, резко сокращает между ними расстояние, - В твоем доме? Ты же никто здесь, псина, которая пойдет туда, куда укажет хозяин, - хватает ту крепко за запястье, в которой палочка. Нагло ухмыляется, - Хочешь меня убить? Это ты со мной такая смелая? А с папочкой, наверное, мямлила? Маленькая, слабая девочка, каково это, когда ты ничто? - он сжимает ее руку крепче, ударяет об колено пару раз, чтобы та выпустила палочку. Ни к чему им калечится, чтобы потом Мистер Розье вменил ему за ее грустный глазки или разбитый нос?

Раньше он думал, что без проблем порвет Соль в клочья, сломает той руку, если потребуется, выбросит из окна, если та не перестанет испытывать его терпение. Но сейчас, когда эта перспектива встала перед ним вплотную, он мешкает, Огден видел ее хрупкой, такой какой она, в действительности и не была, но это воспоминание слишком крепко засело в памяти. Он помнит каково это, когда она наслаждается его обществом, и это почему-то кажется более привлекательным, чем причинять ей боль. Но сейчас все эти чувства ни к чему, сейчас она попалась, ничего не стоить переломить ее жизнь, переломить тот пиздец, который подкрался к нему незаметно. Интересно, а, если они убьют друг друга, это ведь все победят, получается. Только они не Ромео и Джульета, они Сольвейг и Икарус, Розье и Огден, каждый из которых хочет победить, выйти из этой мясорубки с большим куском мяса, и не своим.

- Ты научишь меня, милая? - это «Миссис Огден» звучит даже хуже из ее уст. Он уже представляет, как будет представлять ее обществе, черт, им же придется куда-то выходить, а не только сидеть по комнатам и пускать свой яд через стены. Долго ли в их доме простоят стены, учитывая предрасположенность волшебнице швыряться предметами мебели, которую он только что лицезрел, - Наверняка не смыкаешь глаз всю свою жизнь, ночью ведь за тебя никто ничего не решает, правда? Можешь сама решать выйти в окно или задохнуться под подушкой? Как долго мне ждать, когда ты сломаешь шею, спускаясь по лестнице и одновременно думая? - возможно у него получится разжечь в девушке ту градацию ненависти, после которой та найдет вариант как бы уломать папочку вернуть все обратно, как было.

Лгунья из нее еще хуже, чем жена, второе он еще не пробовал, но все же не сомневается. Нет, ей было хорошо, когда Огден изучал уголки ее тела, когда это изучение приводило к ее частому дыханию, когда та выгибалась под ним, как кошка, гибкая, ускользающая. Соль хотела, чтобы он ее касался, он это точно знает, когда не хотят ведут себя иначе, тогда, ему казалось, что она впервые не испытывает к нему ненависти, впрочем, как и он к ней. Планировал ли он делать с ней что-то подобное вновь, до этого момента он не задумывался об это всерьез. А теперь ее вопрос ставит его в тупик, заставляет вспомнить то, что сейчас вспоминать не стоило, почти смягчает его, потому что одновременно чувствовать похоть и ярость, кажется, невозможным, но ему не впервой такое в компании этой волшебнице. Кажется, эти два чувства давно вступили в симбиоз, хотя он и не обращал на это внимания.

- Я буду использовать тебя так как захочу, - сейчас ему кажется, что будет, даже если придется использовать силу, хотя он также думал и про ее шею когда-то, что ту будет легко надломить, - Значит мы квиты. - бросает он в отместку, поверит ли она в это или нет и важно. Как минимум Огден зародит в ней мысль, что она еще более хуевая, чем он думал раньше, - С тебя даже этого не взять. Я думал ты хотя бы шлюха сносная. Кто тебя учил обходиться с мужчинами? Волки, медведи, бомжи с вокзала? На них трахаться училась?

Увернуться от пощечины не получается, слишком уже он близко, иначе бы пришлось отпустить Соль. Щека горит огнем, Огден сжимает челюсть, он только слегка поостыл, но та подкидывает поленья, не дает пламени утихнуть. Порой ему кажется, что той нравится его доводить, нравится вызывать в нем желание ебнуть ту да посильнее. Он только придвигается ближе.

- Все что ты можешь без палочки? Без папочки? - он напитывается болью, она вкладывает слова в его рот, она заставляет поджигать ненависть в девушке напротив него, - Тебе бы было легче, если бы я пошел на это добровольно? Загорелись глаза, когда думала, что то кольцо и вправду для тебя? - на самом деле он и не помнит загоралось у нее там что-то или нет, но слишком необходимо уколоть, даже, если это неправда, - После тебя, кто согласится? Ты как дерьмо, в которое достаточно вляпаться один раз, чтобы потом воняло за версту. А магическое сообщество слишком тесное, - только пахнет от нее приятно, даже сейчас, когда лицо искажено злостью, когда они смотрят друг на друга, готовые сожрать друг друга в любой момент, стоит только одной сделать неверный шаг. Потому Икарус не выпускает ее, сжимает и второе ее запястье, чтобы ему больше не прилетело в лицо, правда еще остаются ноги, но он хочет верить, что остается начеку.

Интересно, сколько таких попыток он переживет, столько вариантов, чтобы убить его, столько вариантов, чтобы убить ее. Хочется думать, что, если он умрет, ту как минимум засадят на пару месяцев в какой-нибудь чулан или в подвал, должен же он быть в этом огромном доме? Очевидно, для Розье не будет сюпризом, что дочь имеет социопатические наклонности. А что, если потому он ее ему и сосватал, что не особенно и жалко? Может это и есть те условия, на которые они договорились с Чжао, и именно этого от Соль и ждет. Огден пытается отогнать от себя эти странные мысли, многоходовочка, конечно, не плохая, но ему все же, кажется, что у Розье немного иные методы, если надо он бы сам замарал руки, а не клал это на плечи своей бесполезной дочурки. В голове Икаруса все еще звучат его слова, о том, что та всего лишь женщина, которую легко заткнуть, будешь ли такой доверять какую-либо работу, кроме выбора блюда на ужин? Он вот и сам не знает, что теперь с этой женщиной делать, хотя, когда ее дыхание почти ощущается на разгорячённой щеке от удара, кажется, что все же знает.

- Ты слишком мало знаешь, о том за кого собираешься замуж, - звучит так будто, она этого хочет. Но он все еще не отбросил теорию о том, что та тоже приложила к этому руку. было бы хорошо, если бы эти слова ее испугали. Мало ли он по ночам режет таких вот девушек вроде нее, а потом лакомиться ими на обед, - Я проведу тебе ликбез, - ладони понемногу устают сжимать ее запястья, но он все еще не готов ослабить хватку, - Если ты захочешь, - говорит почти в ее губы, - О, как мило, ты собралась делить со мной постель? На сколько частей делить будем? - потому что иной дележки, кроме как буквальной он не представляет, - Когда будешь всаживать не промахнись, иначе придется ухаживать за мной до конца твоих дней, - он намекает на ее промах со стулом, думает, что та должна была целить выше, куда-нибудь в голову, чтобы наверняка. Но и тут вышло хуево, - Или уже попробую я и не промахнусь, - точно ли он сейчас о всаживании ножей.

Все это неправильные вопросы, рожденные из неправильных ответов, все это пиздеж похлеще сказок, которые рассказывают дочерям перед сном, мол тебя полюбит прекрасный принц на белом коне. Икарус уж точно не был принцем во всей этой истории, как не была принцессой Соль. Все это больше походило на историю о Салемких ведьмах, чей конец породил немало страхов и легенд. Таких как она должны сжигать на костре, заставлять чувствовать как плавится кожа, как глаза не выдерживают высокой температуры. Они врут друг другу напропалую, срезают правду ножом, рубят с размаху, позади ничего, а впереди кромешный пиздец, хотелось бы чтобы неизвестности, возможно, тогда бы это пугало, заставляло подбирать разные варианты. Но будущее вовсе не туманно, оно свернулось у них под ногами и шипит ядовитой змеей, оставляет проколы в местах укусов, заражает неистовостью, ощущается бурлящей кровью, только что на коже волдыри не выступают. Умение врать жене это не самый плохой навык, он быстро привыкнет, уже почти привык.

- Последний отсос в холостой жизни считается? Думай быстрее, милая, - он игнорирует ее вопрос о том, как с ним стоит обходится, сдерживается, чтобы не перейти к показательным занятиям. Слишком уж та близко для таких вопросов, впору перейти к будничной беседе, чтобы его рука не сорвалась нечаянно с запястий на застёжку ее штанов, - Не поздно ты забеспокоилась о моих подружках и своем здоровье? - тем более, что теперь она, вроде как, сама числилась в рядах этих самых подружек. Если бы ей и вправду это было  важно, его палец был бы сломан раньше, чем бы тот коснулся ее кожи, на том веере у Соль было предостаточно шансов. Она ведь даже могла дать ему умереть, когда тот истекал кровью, но, видимо, кишка тонка. Глубже в ее мотивы Огден не всматривается, будто боится увидеть в ней что-то человеческое, тогда ненавидеть будет сложнее, придется прикладывать усилия, она не заслуживает каких либо усилий.

Эта тема шлюх ее не отпускает, как он не отпускает ее. Насмешка снова сползает на его губы, почти оскал, ощущение охоты его не отпускает, хотя жертва и так уже зажата. Еще немного и птичка выпорхнет, разрежет воздух напополам взмахом крыльев, ему бы их подпалить, смотреть как та со страхом встречает землю не по своей воли, как разбивается, щебечет, ища спасение. Да, насмешка никуда не хочет уходить, покуда подсознание шепчет, что волшебница уже на земле, не способная сделать и взмаха, ищущая спасения, которого неоткуда ждать. Так думать об этой ситуации куда легче, даже, если она и хотела чего-то подобного, Огден сделает все, чтобы разверзнуть ад в этом непрошенном браке.

- А о чем ты думала, Соль? М? - смотрит внимательно, ловит каждый ее взгляд, будто в нем есть то, о чем она молчит. Ему на самом деле интересно о чем та думает, что в этой хрупкой головке, которая, едва выдержит и пару резких ударов. Есть там что-то не про насилие, не про то, как плеваться злобой, укалывать наличием шлюх в его жизни? - Что там происходит в твоем ебанутом мозге? Вы чем-то похожи с папашей, может так я найду ответ как избавиться от тебя в своей жизни, - только с каждой секундой, с каждым ее новым вздохом в опасной близости с ним, Икаруса откидывает все дальше и дальше от мысли избавления от нее, - Ты мне все возместишь, Соль. Каждую упущенную шлюху. Будешь моим главным трофеем в этой сделке, - говорит почти шипя, склонившись над ее ухом. Упивается ее беспомощностью, теперь между ними нет Мистера Розье, который может разорвать деловые отношения, нет, теперь между ними ничего нет, только воздух раскаленный до предела, которого и вовсе уже не должно существовать. Только неизбежность, которая ударяет в голову, посильнее любого огневиски, даже странно, как это неизбежность смыкает их в тугой узел, вместо того, чтобы раскидать по разные стороны хотя бы гостиной, в которой время ощущается как застывшая субстанция. В которой мебель находится не на местах, примерно как все внутри Икаруса, когда он думает о том, что девушка перед ним его будущая жена, о том, что Соль отныне принадлежит ему.

- Например, - он сам не замечает как хватка слабеет, как ладони ползут выше к предплечьям, - То, что огневиски принадлежит не моему отцу, а дяде, - бесполезный факт, которым Огден пытается заполнить напряжение, которое сквозит между ними. Еще немного и его можно будет резать, пробовать на вкус, там обязательно будет что-то про острый перец. Эта острота течет по ее венам, он буквально ощущает ее, когда пальцы зажимают артерию, сколько сковиллей в ее крови? Огден пропускает мимо ушей ее очередную колкость, наблюдает за движением ее губ, - Есть шанс, что тебя что-то напугает больше, чем брак со мной? Тогда бы я попробовал, - Розье должна боятся, должна дрожать от этой мысли, но ему, почему-то, кажется, что страха там нет, как и омерзения, которое раньше от ее так и сквозило.

Ему кажется, что она сама не знает чего хочет, мечется из угла в угол, хлопает своими ресницами, как раненный олененок, пытаясь понять, что делать со всеми своими проблемами. Ей некому помочь, Икарус мог бы, но сейчас и он зажат и Мистером Розье, и ее присутствием рядом, и даже непонятно чего ему больше хочется бежать из страны, чтобы избежать мести ее отца, а вместе с ним и китайцев или задаваться вопросами, ответы, на которые все еще не позволяют ему сдвинуться с места. А теперь уже поздно, когда руки с болезненной силой сжимают ее лицо, щеки, когда Икарус шумно выдыхает носом, будто он ждал этого с того самого момента, как появился в гостиной. Оказалось слишком сложно смотреть на ее лицо и не целовать, но она сдается первой, он улыбается в ее губы, забывает о том, что ее руки все еще представляют опасность, но палочка где-то на полу, остальное не так уж значительно. В сегодняшней игре он присуждает себе победу, а ей проигрыш, сегодня он ведет, в этом опасном танце, сотканном из ненависти и желания, первое уже почти не удается вычленить из всего многообразия ощущений, которые его одолевают рядом с ней.

- Ты мазахистка, Розье, - она зря останавливается, очень зря, - Было так хуево, что хочешь еще? -  притягивает ее обратно, совершенно не понимая что за хуйню он сейчас делает. Если, не дай Мерлин, сюда войдет ее отец, то это точно закрепит все его размышления на их счет, убедиться, что все правильно за них решил. И тогда уж точно пути обратно не будет, но Огдену плевать. Сейчас ему важно только то, как ее волосы ниспадают с плеч, которые он же и отбрасывает за спину, чтобы коснуться губами ее подбородка, шеи, обдавая ту горячим дыханием. Касаться пальцами кофты, в желании увидеть то, что под ней, ощутить на вкус, наощупь, вместо этого рука продолжает свой путь ниже, пока не касается основания живота. Он наблюдает за ее движениями, видит как та жадно делает вдох и останавливается так и не дойдя до цели. Вместо этого возвращает руку к ее лицу, сжав ладонью обе щеки и подбородок.

- Это хуйня какая-то - все, что происходит между ними, то как его неотвратимо тянет к ней, все это хуйня, нужно снова настроится на волну ненависти. Даже странно, что ему удается остановится, но он уже не уверен в своем решении. Он смотрит на нее серьезно, хотя хочет снова прикрыть глаза и целовать там, где сейчас ее покрывает ненужная одежда, - Ты правда не имеешь отношения ко всему этому? - Огден выпускает ее из своей хватки, дышит все еще тяжело. Нужно отвлечься, - Если так, то в твоих же интересах, - хотя он и убедился, что в интересах ее скорее всего ошибается, - Чтобы помоловка не состоялась. Есть у твоего отца слабые места?

Верит ли он ей, хочет ли вообще верить. Да и зачем задает вопросы, если все равно ставит под сомнения ее ответы. Всматривается в глаза, напитанные аквамарином, ему кажется, что еще пару минут назад те больше походили на морскую волну в шторм, почти черные, еще немного и чернота зрачков вышла бы из берегов. Эта чернота сквозит в него, когда он ловит каждое движение, все еще готовый к броску, готовый к тому, что она нападет, поднимет палочку, разнесет не какой-нибудь стол в щепки, а его. Она быстрая, если хочет, он видел как та почти одолела двух китайцев, как почти одолела его, бросив стул, если бы только хотела большего. Видимо, сама понимает, что они оба заперты в этой клетке, а может как и большинство девушек в его жизни, просто не может выпустить из своих мыслей то, что между ними было. Икарус думает, что он лучше этих девушек, привязанности ему не интересны, животный инстинкт не более, именно он влечет его к Розье, сранный инстинкт, ничего более.

- Так ты не знаешь? - стоило ли удивляться, что такой человек как Мистер Розье не посчитал нужным посвящать главный объект сделки в ее детали. Все правильно, всего лишь женщина, которую ничего не стоит заткнуть. Так к чему этой самой женщине вкладывать в рот потенциальные слова. Куда легче просто отрезать, пару коротких слов, иного не требуется. Возможно, тот посчитал, что знай Сольвейг о том, что, по факту виновник ее будущего брака ее будущий муж, и та бы тот час рванула бы перерезать ему горло.

А как бы поступил Икарус будь у него дочь? Нет, ему слишком сложно ставить себя на такое место, сложно представлять, что у него когда-то будут дети, да и от кого, не от Соль же. Ее выродоков нужно будет топить, как котят, нельзя позволять расползаться чуме, мир такого не вынесет и так висит на волоске, покуда, в том числе он, пытается выкосить всех неугодных в стремительно развивающейся войне. На какое-то короткое мгновение ему даже становится ее жаль, если бы ему не было все равно, он бы, может быть, даже попытался ее защитить от непрошенных мытарств, порожденных чужой волей. Но в этой войне за собственные желания он делает упор на себя, на свою волю, на право выбора, которое у него бесцеремонно пытаются вырвать. Именно пытаются, Огден все не теряет надежды, что все обратимо. Пока ты жив, изменить можно все.

Он следует за ней, когда та усаживает его на диван, отгоняет мысли о том, что с этим стоит завязывать. Стоит завязывать с тем, что он вообще готов идти за ней, он же не ебнулся в конец, его вообще совсем другое направление должно интересовать противоположное. Но Соль садится сверху, Огден ощущает кончики ее волос у себя на лице, набирает в грудь воздуха, делает медленный выдох. Все это слишком сложный механизм их взаимодействия, она мешает ему сосредоточиться, он скользит ладонями по ее бедрам, переходя на ягодицы, возвращаясь обратно.

- Твой отец знает Чжао. Судя по всему знает довольно хорошо, - он почему-то опасается что девушка сейчас отпрянет от него, но все же продолжает, потому что может и лучше бы, чтобы отпрянула, - Так вот, похоже, ему известно обо всем, что мы там делали, - воспоминания невольно возвращают его в тот день, в те моменты, когда он был с Розье, он надавливает руками сильнее на ее ноги, - И, как оказалось, - он приподнимает брови, - Недосекс под собачитиной, по версии Мистера Розье, это лучший аргумент для брака, - насмехается, - Если бы он знал, что было дальше, вероятно, мы бы были женаты уже сегодня, - и тогда бы они точно убили друг друга, возможно, затрахали бы друг друга до смерти, но скорее всего все же прибегнув к классическому варианту: аваде или, например, ножу в сердце, как и хотела Сольвейг.

- Ему не удалось заткнуть не одну из своих женщин? - это забавно после слов Эдмунда, о том, что женщины это довольно простой предмет. Икарус вроде что-то слышал про то, что тот вдовец, но почему-то информацию эту у себя в голове не держал, поэтому сейчас это воспринимал почти как что-то новое, - Я выбрал тебя, вместо выпущенных внутренностей, - он и сейчас выбирает ее, а не ее разъебанную версию. Снова отпускает себя на секунды, чтобы позволить губам Соль касаться шеи, ползти руками под ее одежду, бежать пальцами, как мурашками по ее спине, прижимать к себе, выдыхать слова из последних сил, - Твоя злость мне нравится больше, чем злость китайца, -  но только не похоже, что та злится, если только не хочет перегрызть ему глотку, оставляя следы на шее.

Он резко поворачивает голову на звук незнакомого ему голоса, Икарусу бы сейчас вскочить и сбросить с себя Соль, но он об этом и не думает, хотя руки свои у нее из под одежды и вытаскивает, кладет ладони на сидение дивана. Правда, едва ли, его этот как-то оправдает, даже, если он сделает вид, что ему это все не нужно, то Мистеру Розье то главное, что это нужно его дочери, и это она на нем сейчас восседает.

Пока волшебница разбирается с еще одним жильцов в этом доме, Огден пытается прийти в себя, отбросить все те мысли, что насыщали его голову в присутствии Соль. Думает о чем-то отдаленном: о том, что завтра нужно будет встретится с одним из его клиентов, чтобы принесли извинения за испорченную порцию огневиски; о том, что в спине снова начала проявляться боль, покуда кровь начала отливать от самых важных мест в организме; о том, что тут как-то холодно, покуда дыра в окне пропускает сюда, хоть и июньский, но на удивление холодный ветер. Огден направляет палочку на окно, чтобы восстановить повреждение, выходит не идеально, так как новая палочка все еще не хотела слушаться его идеально, но по крайне мере теперь дыра была гораздо меньше. Снимает с себя мантию, предварительно достав оттуда небольшую пачку сигарет. Снять ее стоило с самого начала его нахождения в чужом доме (пока чужом доме), он складывает ее на подлокотник. Вытаскивает зубами одну сигарету, подносит палочку к ее концу, а после того, как из нее выскакивает огонь, делает резкую затяжку. Этот день выебал его похлеще, чем он мог бы выебать Розье.

- И часто ты водишь сюда мужиков? - он встречает ее почти беспристрастным взглядом, хорошо бы, чтобы и внутри было также, - Это твой брат? - интересно же узнать каков объем потенциальных родственников, - Детей? Послушай, я честный человек, - губы содрогаются в улыбке, он медленно делает еще одну затяжку, не сводит глаз с волшебницы, - Ты готова зайти так далеко? - он слишком плохо ее знает, не понимает есть ли у нее вообще какие либо рамки. Раньше он думал, что секс с ним это явно та граница, за которую она не переступит, так есть ли у нее вообще предел? - Надеюсь, его он любит больше, чем тебя? Ты уверена в том, что он просто не отдаст нас обоих Чжао после этого? Мне показалось, что он пытается избавиться от проблемы, - в виде Сольвейг, - а, если решение проблемы станет приносить еще больше проблем... - он надеется, что это не звучит как беспокойство за нее, - Впрочем, это твой отец, тебе виднее. Мы можем спрятать его у Мэта, - и снова он позволяет себе забыть о том, что она причастна к его смерти, - Если не получится, всегда можем попробовать навести орден на твоего отца. Только это не гарантирует того, что тогда не зацепит и нас. Но нам нечего терять, так ведь?

Еще минут десять назад он бы гневно съязвил о том, что такие как она, гладко из чрева выйти не могут, разъебывают все на своем пути. Цепляются своими дьявольскими когтями, может, та вообще вспорола матери брюхо, кто знает. Ему могло бы быть ее жаль, никогда не знать своей матери, это почти, что грустно. Если так подумать, что лучше знать свою мать и потерять, тосковать по ней, пока не ожесточишься настолько, что попытаешься запихнуть всю тоску поглубже, чтобы никто о ней не узнал, или все-таки не знать вовсе, тогда и тосковать по сути не по кому. Он ничего не говорит на это, только продолжает внимательно ее слушать, не скрывает удивления, когда та говорит про убийство своей мачехи. Икарус находит это болезненным для себя, что кто-то намеренно отнял у ребенка мать, если бы в смерти его матери кто-то был повинен, вероятно, он бы положил жизнь на то, чтобы найти виновного. Соль говорит об этом буднично, будто щелкает матерей налево и направо, возможно, она даже более ебнутая, чем он думает.

- То есть просто довести ее не удалось, чтобы съебала подальше? - Огден не сторонник кардинальных мер, если того не требует ситуация, если его не доводят до белого каленья. Любое убийство влечет за собой последствия, они ему не нужны, - Что она тебе сделала? - раз уж они теперь так близки, что позволяют друг друг изучать гланды другого, ему бы неплохо было узнать за что девчонка готова убить. Хотя он и так перманентно ожидает от нее какой-нибудь лютого пиздеца.

Где-то в глубине себя он и вправду радуется ее ответу, что он первый. Кажется, Икарус уже успел мысленно поставить на ней свою печать, проникнуться неким чувством собственничества, начал думать, что хочет быть последним, кто тут появился. Но и это может быть ложью, хотя и непонятно для чего, может показаться более добродетельной, чем она есть на самом деле. Огден все же сомневается в том, что ту интересует что-то такое, когда она рассуждает о шлюхах, когда с ее губ слетает вся та грязь, которую ему хочется запечатать поцелуем. Он только сухо усмехается на ее слова, еще немного и он будет последним.

- А если придется, убьешь? - проверяет ее на прочность, на слабости, на привязанности, будто пытаясь навести на то, что его-то она сегодня убивать не стала. Играет с тем, что она все еще слабая девочка во всей этой истории, ему хотя бы поведали всю суть дела. Ее и выбора то особого нет, а у него вон какой богатый: смерть или брак. Но Розье говорит, что смерть - это не выбор, а всего лишь риск, если так, то будет обидно, если этот риск исполнят, тем более, что область риска, укради они мальчика, увеличивается, уже не только Чжао попытается его уложить, а еще и отец Соль. Хорошо бы, что бы они повздорили на предмет того, кто из них должен это сделать, и как-нибудь на этой почве самоубились, - Надеюсь, ты понимаешь, что, если меня убьют, то тебя все равно рано или поздно выдадут за какого-нибудь уебка, - ей стоит хорошо помнить про риски, что его смерть, возможно, сделает ей еще хуже. Мало ли какие мерзкие волшебники есть на свете, Розье, вероятно, знает всех их в лицо и ему ничего не стоит найти новую пассию для дочери.

Забавно. Он улыбается, делая очередную затяжку, не такая уж она ледяная, непробиваемая, боится за семью, как мило. Как и все. Икарусу это плохо знакомо, он слишком далек от других Огденов, слишком хорошо перенимал и перенимает модель отца, которому совершенно плевать на происходящее в доме. Ему на это тоже в свое время стало все равно, когда происходящее по ту сторону становилось все интереснее и интереснее, когда тот открыл для себя, что боль вдали от родственников почти притупляется, они напоминают им о его детстве, о том, что какой-то очередной ребенок, брат или сестра, которых Огден никогда и не желал видеть, отобрал у него его мать.

- Почему? Пацан отрицает саму суть чистых вещей? - если там стоит вонь из носков и иных предметов его жизнедеятельности, ему бы, конечно, тоже не очень хотелось бы туда заходить. С другой стороны, как будто он сам не привык к подобным запахам, пока находился в его возрасте, -  Или что? У тебя ограничения по перемещению в собственном доме? - он будто дразнит ее этим «собственном домом», еще недавно Огден говорил про то, что она тут никто, видимо, его слова ближе к правде, чем он думал. Как и она опять неизлечимо близко.

Икарус докуривает сигарету, бросает ее в камин, оборачивается на девушку, делает глубокий вздох. На что он еще пойдет, чтобы избежать ее общества, чтобы быть еще ближе? Сколько боли причинит, чтобы уже через секунду читать в глазах нескрываемое желание? Почему, чем сильнее они отталкиваются, тем сильнее их сталкивает, как маятник, который все равно возвращается в исходное состояние. Но Соль не его исходное состояние, она что-то вроде креста, терновый венец, который впивается кожу, так глубоко, как только возможно. Огден делает пару шагов, встает напротив волшебницы, ставит руки на подлокотник, на котором она сидит, по обе стороны ее бедер, упирается в нее взглядом.

- На тебе домовики, принцесса? - домовики всегда готовы услужить своему хозяину, поэтому спят недостаточно крепко. Раз уж пацан ее брат, велика вероятность, что просто спиздеть того будет не так уж просто. Начнет еще визжать, главное успеть его заткнуть, - Отца не будет? Может еще на чай меня пригласишь? - слишком банально, но, раз уж он у нее первый в этом доме, может стоит научить девушку более изощренным методом приглашения остаться, - Мы же партнеры, Розье, должны быть честными друг с другом, - почти ласково проводит ладонью по ее подбородку, - Скажи, чего ты хочешь на самом деле? - потому что Икарус хочет ее, пока где-то над их головами  будущий пленник ломится в дверь, пока его жизнь катится в какой-то кромешный пиздец, пока он раздвигает своими коленями ее ноги, чтобы придвинуться к ней вплотную.