Что он знает о мясе? Например, то, что, если немного повременить с его приготовлением, то оно начинает вонять не лучше, чем одна из его дальних родственниц в очень преклонном возрасте. Еще мясо можно прикладывать к гематомам, чтобы те рассосались чуть быстрее, пока в тоже время его подружка рассасывает что-то в районе его ширинки. В конце концов, то самое мясо можно весьма филигранно сжигать, как это сделал однажды домовик, предлагая испробовать подобие подошвы. Икарус помнит как подошву тогда швырнули прямо в лоб домовику, который поспешил ретироваться с места преступления. И где-то на этом стоило бы подвести черту о знаниях связанных с результатом смерти какого-то животного. Но нет.

Кто-то мудрый сказал, что вся наша жизнь учение, и, вероятно, оттого-то он слушает почти внимательно рассказ Мэта о полезных свойствах фермерского мяса, пока они двигаются по направлению к длинному деревянному дому. Он вообще не понял, когда успел согласится на то, чтобы помогать тому организовать день рождение его матушки. Очевидно, это могло быть тем очередным разом, когда количество выпитого превышает все здравые смыслы, а любые предложения кажутся лучшими предложениями за всю твою жизнь. В самом деле, кто в здравом уме откажется прогуляться на ферму, чтобы выбрать жертву, которую порежут прямо при тебе. Почему-то Икарусу все это виделось именно так, поэтому он надеялся, что ему удастся постоять где-то в сторонке, чтобы потом просто помочь другу доставить домой запчасти от коровы.

Его хлопают по плечу, когда они входят в светлый, видимо, амбар. Животных тут что-то не видно, хотя крупный мужик в окровавленном фартуке и на человека то не сильно похож. Икарус кривится, пахнет здесь сомнительно, их проводят глубже в помещение, кажется, здесь применили заклинания незримого расширения, потому что снаружи постройка выглядит куда более ущербно, чем внутри. Мужик что-то бубнит себе под нос, про их свежий товар, про то, чем они удобряют траву, которую едят их коровы, про то, что у них вообще-то еще есть свиньи. А Огден не понимает про каких именно свиней речь, про тех, что держат это все (потому что нос мужика уж больно походит на свинячий) или про тех, что валяются в грязи или в дерме. Как будто он разбирается.

Наконец они доходят до большого деревянного стола с мясом, сверху его накрывает подобие облака, из которого дует ледяным ветром. Мужик хватает своими лапищами самый большой кусок, протягивает его Икарусу, мол смотри, друг, продукция на совесть. И он, в общем-то, в совести продукции не сомневается, но заниматься ее оценкой хочется меньше всего, поэтому он просто указывает пальцем на того, кто в этом деле сведущ чуть больше. А Мэт вот кажется каким-то недовольным, запах какой-то не свежий, запах нездоровый, да и прожилок слишком много. Огден смотрит на него с большой внутренней претензией, ибо такого градуса доеба не ожидал даже он, особенно, учитывая, что свалить хочется как можно скорее. Не человек и не свинья, смотрит на друга с некоторой долей раздражения, но, видимо, обида за оскорбление товара быстро проходит и тот соглашается принести кое-что другое.

- Пиздец ты душный, - скажет он, пиная того в плечо, когда мужик окончательно скрывается в глубине амбара, - Что тут так воняет? - надо бы занять друг друга тупыми вопросами, пока они ждут непонятно чего. Но вместо этого их занимает крик, раздающийся где-то с улицы. Вернее занимает Мэта, который замирает на долю секунду, пытаясь расслышать что-то в этих самых криках. Икарус только снова бьет его в плечо, мол да тут же коров режут 24/7, но тот о резке знает куда больше и вообще беспокоится что это может быть чем-то другим.

Огден в этом ничего другого слышать не планирует, даже, если так оно и есть, он предпочитает следовать плану, особенно, если этот план подразумевает не самое приятное времяпрепровождения. Быстро сделал и ушел. Сейчас бы еще разбираться, что за тварь там надрывается. Ну не корова так свинья, или курица. Правда курицы вряд ли такие громкие, но что он об этом знает. Но задуматься о градации криков куриц ему не удается, потому что друг уже достает палочку и бежит к выходу, а ему ничего не остается как последовать его примеру, потому что общаться с мужиком не хочется еще больше. Правда, есть ощущение, что к общению этому неизбежно придется вернуться и, возможно, не уже в менее приятной обстановке, если они завалятся туда, куда их не звали.

Но Мэту как бы немного похуй, у Мэта в жопе играет альтруизм, Икарус всегда говорит, что это его до добра не доведет. Кого-то другого да, но не его. Они перепрыгивают через невысокую ограду, бегут по высокой траве, крик становится все громче, четче, теперь и Огден уверен, что это какой-то человек, скорее женщина. Но желания что-то предпринимать от этого все равно не прибавляется, вообще-то даже наоборот. Если где-то кричит человек, скорее всего, там есть и другие люди, а это звучит как проблема.

Они подбираются вплотную к еще одному деревянному амбару, кажется их тут даже слишком много. В стене виднеется щель, что позволяет им заглянуть внутрь, и увиденное как-то не вдохновляет. Обычно бы, конечно, Икаруса такое вдохновило, голая подвешенная девушка - интересный экспириенс. Но больно уже она кажется знакомой, настолько знакомой, что даже Сольвейг Розье. К ней еще и парень какой-то подбирается, ощупывает ее, бедра сжимает, будто оценивая, и продолжения ему видеть хочется как-то не особенно. Он вообще не так чтобы любитель подсматривать за любовными утехами кого либо, а на это смотреть будет в корне неприятно. Но действовать он не спешит, в отличии от друга, который уже направляет палочку на дыру в стене.

- Мэт, стой! Я ее знаю, это у них игры такие наверняка, - но друг уже направляет палочку на дыру в стене, так что Икарус только и успевает, что отпрыгнуть в сторону, прежде, чем прогремит взрыв. Блять. Ну какой же идиот, - Ну еб твою мать, что ж ты за человек такой, - он бьет ладонью по своему лицу, потому что теперь, наверное, нужно что-то делать. Геройства совсем не для него, хотя, если все это не совсем игры, вероятно, спасти Розье будет не самым худшим поступком в его жизни.

Все же стену разносить было лишним, если это не просто брачные игры Розье, то теперь придется объяснять почему вместо покупки мяса они устроили здесь дебош. Да и кто знает можно ее тут задело подвесили, памятуя все их прошлое общение, Икарус и сам не раз думал о чем-то подобном, правда в этих самых мыслях до гола ее не раздевал, хотя теперь, вероятно, после увиденного этой опцией стоит воспользоваться. Пока друг спешит на помощь бедной Мисс, Огден смотрит по сторонам, чтобы успеть среагировать, если на них выскочит очередной любовник или обидчик Сольвейг, а еще позволяет себе слегка увлечься разглядыванием ее наготы. Сложена та ничего, может и неспроста ей кто-то решил полакомиться, жаль не знал, что за ней попятам следует ассорти из пиздеца.

Вот сейчас за ней нехотя пришлось проследовать и Огдену. Он бы и сам не прочь ее спасти, даже уже собрался стянуть с себя мантию, но Мэт делает это быстрее, будто натренированный прикрывать голых женщин своей одеждой. Он только закатывает глаза, когда та что-то говорит про благородства, потому что скорее это все же долбоебство, бросаться на спасение не пойми кого, не оценив до этого обстановку. Потому что обстановка выглядит действительно так себе, с потолка свисают крюки, а на земле, через гущу сена проглядывается засохшая кровь, если его тут насадят на один из этих крюков он точно этого не простит волшебнице.

И рассказ ее кажется каким-то странным, будто упускаются детали. Неужели пожирательницу, заклинателя псин вот так просто схватили ни за что ни про что. В пору рассмеяться, что это она вообще пыталась тут кого-нибудь повесить, да не вышло, жертва оказалась сильнее и в конченом итоге жертвой стала она. Но ему почему-то не до смеха, интуиция подсказывает, что все это отличное начало для чего-то опасного для жизни. Вот сейчас они спасли Розье, а через минуту, Розье придется спасать их, только у той, кажется, нет ахуенно альтруистичной подруге, поэтому та просто смоется, пока есть возможность.

- Опять заколдовала чьего-то питомца и словила мгновенную карму? - ему непривычно когда ее голос звучит почти мило и, конечно же, вся эта милость направлена не на него. Еще чуть-чуть и он и вправду начнет воспринимать ее как даму в беде, а не как ебнутую на всю голову. От этих мыслей передергивает, Розье и милое, сочетание примерно такое же, как Икарус и...как и Икарус и Сольвейг, что-то такое же дикое и не сочетаемое. А вдруг она теперь всегда будет такой, шоковая ситуация, все такое. Представить сложно, но можно, хотя такой она будет куда более скучной, и может это и неплохо. Но какое ему до этого дело ?

- Во! - восклицает он, - Вот та самая Розье, - теперь-то все сошлось, а то он уже на секунду подумал нет ли у той сестры-близнеца. Миру бы такое пережить было сложно, но зато был бы какой-то мировой баланс. А так ни а каком балансе и речи не может быть, чаша весов перевешивает в пользу крайней степени ахуевшести, - Ты точно не предсказываешь будущее, солнышко? Потому что у меня тоже появляется желание тебя куда-нибудь притащить, - он едко улыбается, все это его даже немного веселит, то как она не теряет запала, даже в ситуации, когда на ней даже последних трусов нет. Наверное, поддувает там, у Мэта все же мантия не особо-то теплая, он мы мог предложить свою, но, кажется, Сольвейг не особо то хочет его помощи, - Мой друг просто не знаком с тобой. Посмотри на его глаза, в душе он уже съебался отсюда куда подальше, - в глазах Мэта и вправду что-то читалось, он даже уже начал открывать рот, но только и успел, что вскрикнуть прежде, чем его повалили на землю.

Икарус толкает Розье в сторону, сам же направляет палочку на девушку, которая занята нападением на его друга. Только вот не получается вспомнить, что делать, когда друга пытаются сожрать. Девушка впивается в его шею, причмокивает, Огден же бросает в нее заклинание за заклинанием, но палочка все делает не так как ему нужно, не удивительно, она же принадлежит Сольвейг, очень типично для того, что принадлежит ей. Он пятится назад, сжимает за спиной предплечье волшебницы, чувствует как в руку впивается щепка, из которой сочится кровь. Резко поворачивается к ней, на мгновение оставляя незакрытыми тылы, вытаскивает щепку, после чего кровь начинает идти быстрее, он зажимает рану ладонью, пытаясь закрыть брешь. Может кровь успеет засохнуть до того, как ее почует нечисть, нависающая над Мэтом. Он хотел бы спасти друга, куда больше, чем Розье, но, кажется, тут уже ничего не поделать.

Смирившись с этой мыслью, он пытается ринуться к выходу, но чувствует резкую боль в спине, после чего падает на землю, когда ноги будто сплетаются в одно. Пытается цепляться за землю, сено, но только зачерпывает под ногти засохшую кровь. Его куда-то тащат, сено колит лицо, попадает в глаза, из-за этого приходится жмуриться, гадать, что вообще происходит. Где-то рядом снова кричит Розье, но ему не до нее, даже Мэт временами вскрикивает, пока не утихает на совсем. Отличное день рождения выдастся у его матушки в этом году...

Странно слышать от дамочки, которую совсем недавно подвесили под потолок в чем мать родила о том, что она кому-то там втащит. Икарусу только и остается, что ухмыляться этой сомнительной угрозе, потому что пока, та делает все, чтобы втащили ей. Причем далеко не первый раз за этот день. Может она как раз соревновалась с кем-то в навыках втаскивания, но как-то не вышло, не свезло? Хотя Огдену начинает казаться, что больше все же не свезло ему, когда он пошел за Мэттом, который теперь валяется в луже собственной крови, пока девушка слизывает с него остатки. Все это напоминает какую-то ловушку связанную с Розье, только нахрена кому-то попадаться во что-то с чем она связана?

Он утешает себя тем, что не повелся, а повелся друг, вот только итог то все равно един. Потому что Икаруса больно тащат за ногу, так что он даже не успевает развернуться, чтобы послать парочку неприятных заклинаний кому-нибудь в лицо, желательно в зубы, чтобы никто не вскрыл ему шею как его другу. Сено еще такое невкусное, впору почувствовать себя коровой, которую тащат на убой, потому он пытается извиваться, но все извивания заканчиваются ровно в тот момент, когда под руками перестает ощущаться земля, так как там остается лишь воздух. Он летит секунд пять не больше, но это кажется целой вечностью, еще и приземляется неудачно, слышит хруст в районе руки. Правда боль наступает не сразу, волна за волной, и в глазах какие-то искры, он все не может разобрать где находится.

- Ну вроде, - зачем его трясут, от этого боль в руке становится только сильнее, он сжимает челюсть крепче, - Не трогай меня, - рявкает он. Обводит взглядом непонятное помещение, но света здесь слишком мало, чтобы что-то разглядеть, только потолки какие-то низкие и что-то двигается рядом с ними.

Он машинально вжимается в пол, потому что чего ждать непонятно. Благо другая здоровая рука все время крепко сжимала палочку, плохо то, что толка от этой палочки не так, чтобы много, примерно как от ее владелицы. Сейчас он проклинает свой похуизм, когда махнул рукой на то, чтобы приобрести новую подходящую палочку, отложив это мероприятие на пару недель. А теперь приходится с трудом подниматься, опираясь на Розье, за болью он даже не сразу понимает, что нечаянно схватился за ее грудь, приняв ее за плечо или что-то вроде. В принципе, если бы не вонь вокруг и что-то хрустящее под ногами, сцена могла бы стать максимально сближающей, если бы это была не Сольвейг, а кто-то угодно другой. Икарус предпочитает делать вид, что ничего не было, стаскивает с себя мантию.

- Да ладно? Я бы очень удивился, если бы оказался с тобой на дегустации тыквенных пирогов, - впрочем в компании с Розье, это все было бы той же злосчастной «пиздой». Он накидывает на плечи девушки мантию, потому что, нахрена ему отвлекаться на ее голые телеса, когда в наличии даже не две руки. Тут лишний взгляд не туда и можно еще раз улететь в какой-нибудь подвал или где они вообще?

И что это за существа на полу, такого он еще не видел, да и сейчас видеть не хочет. Икарус моргает чаще, думает, что все это его воспаленный мозг, он, наверное, и головой успел удариться, когда летел. Но вопрос Розье эти домыслы развеивает, видимо, та видит тоже самое.

- Откуда ты знаешь Лиззи? - Икарус решает поддержать пассаж о его женщинах, но та выбирает не самую привлекательную, если тут вообще таковые являются. Впору задуматься, что неплохо было бы и Сольвейг сделать его бабой, чтобы та тоже валялась вот тут среди всего этого сброда и не мешала течению жизни нормальных волшебников вроде него и Мэта. Но на такие жертвы он пока еще пойти не готов.

Может их чем-то накачали? Но как это проверить он не знает. Вместо этого как бы невзначай касается кончиком палочки коровы-женщины, думая, может она исчезнет, когда он это сделает? Но этого не происходит, вместо этого все это стадо или людо, поди разбери, начинает шевелится как-то слишком активно, некоторые начинают мычать, лоснится, а те, что не лоснятся хватают их за ноги и руки. Он чудом не сваливается лицом куда-нибудь в вымя, хватит и того, что одного такого он сегодня коснулся.

Вместо этого они с Соль вваливаются в какую-то дверь, он даже не удосуживается подумать что это за дверь куда она ведет, будто это может ему что-то дать. Они явно находятся где-то под землей, сквозь пелену вони ощущается запах земли, влаги, а еще, если бы его можно было почувствовать, то тут определенно должен бы был быть запах страха. По крайне мере это он ощущает на ладонях волшебницы, которая держит его. Ему и самому как-то не по себе, но страх сбивает разъедающей болью в руке, мыслями о том, что где-то наверху его друг погиб смертью храбых, а нахуя непонятно. Для того ли, чтобы он теперь блуждал в каких-то подземельях с этой сраной социопаткой, пока та навлекает на них беду.

- Блять, Мэта сточили на ужин из-за тебя,- случившееся как-то медленно доходит до него. будто отголосками, - Кому ты опять перешла дорогу? Чего тебе дома не сидится или папочка выпустил погулять, так ты сразу с цепи сорвалась? - он злится на нее. Думает, что та попадает в передряги каждую неделю, чтобы чей-то друг разъебался о результаты ее слабоумия и отваги.

Но далеко уйти не удается, знать бы что такое далеко в этом странном месте, Икарус успевает почувствовать как его хватает за шкирку и начинают куда-то тащить, пытается схватить Розье за руку, и это вдруг не оказывается проблемой, потому что их тащат вместе, пока девушку не бросают прямо на него. После чего направляют на них палочку, кажется, их двое.

- Раздевайся давай, - говорит тот, что помоложе, а тот, что постарше только сурово смотрит, потирает ладошки, шепчет второму что-то на ухо, кажется, что-то про галлеоны, - Давай, чего разлегся, - Икарус смотрит непонимающе, стаскивает здоровой рукой с себя Розье, пытается встать, но суровый волшебник или вампир, или непонятно кто, наступает ему на сломанную руку из-за чего из него вырывается почти утробный вой боли, - Тебе чего эта сука не нравится? Найдем другого, - его воспаленный мозг рисует странные картины, он вдруг замечает где-то в углу плачущую женщину, которая прижимает колени к груди. На него направляют палочку, пока за спиной Огден подпихивает свою под Сольвейг, надеясь, что та воспользуется ей вовремя. Сам же одной рукой стаскивает с себя штанину, показывая, что принимает условия этих ебнутых. Хотя нехера не принимает, да и понимает ли до конца эти условия? Розье может и не уродина, вроде все на месте, но доминировать над ей он предпочитает больше словесно, чем физически.

Ему все еще очень интересно откуда в Розье такое неподдельное желание нарываться на неприятности. Нет, а вообще как она дожила до своих лет и до сих пор не выиграла премию Дарвина. Про что-то такое ему рассказывали его маглорожденные приятели в школе, которые, в принципе, задавались схожими целями. Лучше бы та пыталась спрыгнуть с крыши Хогвартса, с аналогом летающей метлы 1800 года между ног, по крайне мере в этом приключении выжить было бы легче, чем, когда она открывала свой рот. Следствием этих открытий служило по меньшей мере раздражение, которое Икарус чувствовал перманентно, находясь в ее компании. Но и оно маячит на границе с яростью, когда та в очередной раз пытается его ужалить. Будь она осой, уже давно запихал бы жало ей же в рот, или что-нибудь другое.

- Может хочешь посоревноваться с ними в уебещности? - хотя, если так посмотреть Розье, вполне себе ничего, волос на голове достаточно, несмотря на то, что где-то там должна быть лысина; глаза не косые, хотя странно, что их два, учитывая, ее желания лишится как минимум одного; и грудь, вроде, не болтается на уровне колен. Если бы не выебывалась, столько сколько она выебывается, Икарус, может быть, даже попробовал бы с ней удачу. Но удача и Розье понятия несовместимые, скорее диаметрально противоположные, примерно как он и Розье.

- Сссука... - процеживает он сквозь зубы, тихо, чтобы та не расслышала. Ей ведь нравится, когда она добивается своего, когда выводит из себя. Когда-нибудь она вернет ему должок, - Твоя задница ничего, Розье. Мне понравилось как ты свисаешь с крюка. Страшно было? Тебя успели выебать? - она злит его словами о друге, для нее он кусок мяса, примерно такой же, как тот за которым они с Мэтом сюда и пришли. Но не для Икаруса, думать о том, что тот погиб просто из-за случайности ужасно, думать о том, что ему придется рассказывать его родным, что его заточила какая-то вампирша. Всего это не должно было быть, - Надо пожать руку этому «мистеру», - а еще перенять некоторые методы по усмирению всяких ахуевших особ. Кажется, у него в доме достаточно высокие потолки, чтобы разжиться, свисающими крюками под потолком.

Но до дома надо еще суметь добраться, пока остается только верить в реакцию или скорее везение Розье, у которой, сейчас в руках его жизнь. Верит ли Икарус в какой-то хороший исход? Что та не попытается убить и его в придачу к этим странным волшебникам, которые выглядят довольно враждебно? Он искренне удивляется, когда девушка попадает прямо в цель, хотя, кто знает, может целилась она в другого, а попала в этого. Тем не менее это уже что-то, бесит только, что он в этой сцене мешок набитый дерьмом, такой же бесполезный. Огден привык действовать, а не переминаться с одной половины задницы на другую, чтобы попытаться привстать. Но попытки его прерывает огонь, который пастью смыкается на его левой штанине, постепенно ползет вверх, зацепляя кожу на ноге. Он кричит, бьет себя по ноге ладонями, вспоминает, что не все его руки сейчас в своей лучшей форме, об этом напоминает режущая боль и еще более раскатистый крик. Икарус даже до конца не осознает, откуда приходит помощь, он вглядывается в волшебника, который пытается попасть в них заклинанием, его помощь кажется даже более реальной, чем помощь от Розье.

Но сильно задуматься об этом не получается, потому что он снова куда-то падает. Впору ощутить себя бладжером, который то и дело куда-то забрасывают. Что это за блядская игра такая? Икарус в нее играть не хочет, где тут выход? Но выхода здесь не видно, есть только голос Розье, на него он пытается ползти, но ощущения какие-то странные.

-Что? - он не уверен, что хочет получить ответ на свой вопрос, но он приходит сам собой, когда волшебница или ее подобие зажигает свет в этом месте, - Это что за срань!? - это какая-то первоклассная хуйня, в смысле, Розье и до этого мало походила на нормального человека, но теперь все грани стерлись окончательно. Он пытается отползти от нее подальше, - Ты что анимаг? Ты, блять, даже анимаг настолько хуевый, что не умеешь превращаться до конца? - теория, кажется, почти реальный, если не брать во внимание то, что в районе живота какое-то странное напряжение, и попытки встать какие-то нетипично сложные. А с одной рукой это вообще не получается провернуть.

- Я тоже анимаг? - он говорит это уже спокойнее, когда обнаруживает на своем теле вымя. Даже касается пальцами грубой, разбухшей кожи, ощущения так себе, лучше бы там был его живот, - Я не анимаг, - будто отвечает на свой же вопрос, понемногу начиная паниковать. Да и вымя так тянет, охота его оторвать, что он и пытается сделать, но от этого становится только больнее, - Мне кажется меня надо подоить, - он сжимает пальцами переносицу и закрывает глаза, не желая видеть взгляда Розье, потому что примерно знает, что увидит в нем. И по сторонам смотреть не хочется, потому что кругом только луга, интересно как они тут помещаются? Заклинание незримого расширения? Пока вот расширили только их до размера коров, в некоторых местах.

Он понимает, что нужно бежать, но почему-то не спешит, под ладонями колосится трава, и ему становится все спокойнее и спокойнее. Из этого спокойствия его только и вырывают, что мысли о мясе, которое они пришлю сюда покупать. А что, если они и есть то самое мясо?

- Тут продают мясо, - где-то вдалеке мычит корова, это заставляет его прерваться, - Мэт, говорил, что, если корова нервничает у нее невкусное мясо, - это должно смотивировать Розье психануть на всю катушку. Чтобы кому-то от нее было хорошо? Хотя как будто мир и так уже не перевернулся.

- Из овцы в корову, не очень приятно, наверное, да? - он издает нервный смешок, а сам не в силах оторвать взгляд от столь свежего, зеленистого газона, до которого и руку то протягивать не надо, всего лишь наклониться чуть ниже. Его спасает только голос Розье, который кажется противным после всего с чем она ассоциируется в его жизни. Теперь к этому небольшому списку добавятся коровы и анимаги или просто коровы.

Он тоже не хочет быть коровой, особенно той, что с выменем. Ладно бы еще каким-нибудь быком, тогда бы по крайне мере можно было бы рассчитывать, на рога, а на рога и насадить кого-нибудь можно. Потому что палочки не в одной из рук он уже не ощущает, с трудом вспоминается, что она должна быть где-то у Розье, но эти мысли постоянно путаются, возвращают к одному и тому же к желанию что-то жевать. Огден даже сам не замечает, как уже потихоньку начинает пережевывать ворот кофты, ворот выпадает, когда он отвечает волшебнице, и на шее ощущается неприятная мокрость. От нее хочется избавиться, но все движения какие-то неповоротливые, вымя слишком мешает, не говоря уже о том, как чудовищно болит в этой самой области.

- Это можно проверить, - кажется, соображает он с каждой минутой все хуже и хуже, неподалёку слышится звон колокольчик, и уже непонятно фантазия это или реальность. Он пытается схватиться пальцами за свое же вымя, но как это сделать правильно не знает, от этого делает себе же больно, нажимая не туда, матерится. Делает еще одну попытку, давит сильнее, после чего из него вылетает тонкая струя молока прямо в глаз Розье. Зрелище слишком странное, раньше из него, если и вылетали струи, то немного из другого места, сейчас этих мест на теле стало слишком много, но ему от этого только смешно, особенно от зрелища недовольной Сольвейг. Интересно, а, если и во второй глаз ей попасть, попробует ли она его затоптать своим копытом. И какого хуя он думает об этом, а не о том как отсюда выбраться?!

Но Розье, вроде как, не растворяется, лицо у нее не разъедает и никаких видимых признаков яда Икарус на ней не видит. Да и стоило ли ожидать, что кого-то, кто и так ядовит насквозь возьмет какое-то ядовитое молоко? Такую возьмет, разве что, кувалда или, если хочется потратить немного магии, то авада кедавра. Только вот, когда опасность сжимает ее горло, кажется, вся эта ахевшесть немного, но сходит на нет, в такие моменты она даже за человека сойти может, не особенно полноценного, конечно, но кто из них двоих здесь полноценен. Поэтому хочется снова засмеяться на ее предположение о том, что коровы неподалеку тоже были людьми. Ведь о чем-то похожем Икарус постоянно задумывается в ее компании, только в отношении Розье. А может она тоже когда-то была человеком?

- Ты их уже понимаешь? - он пытается прислушиваться к мычанию, пытается разобрать в нем что-то членораздельное, даже кажется, что звучит слово «мука», но не значит ли это, что он уже совсем ебнулся? Если долго прислушиваться к чему-либо монотонному рано или поздно обязательно что-то услышишь. Или нет? - Я твой пиздеж сейчас с трудом разбираю, не то, что коров. Они что-то говорят про муку или про муху?

Но их отвлекают, все коровы, включая и тех, коров, которые еще не совсем коровы заворожённо наблюдают за светом, которым озаряется помещение. Только свет у них и есть, потому что через него невозможно разглядеть, что происходит по ту сторону проема, хочется надеяться, что там люди, а не снова коровы. Икарус слышит какой-то разговор, но коровы перебивают его своим мычанием, бьются друг об друга, потому что каждая хочет пройти на ту сторону. Знать бы только что там? И Огдену почему-то это так интересно. Он даже специально разглядывает свои руки, которые все еще руки, поднимает взгляд на Розье около него и замечает, что ее шерсть, или что там у коров, начинает приобретать фиолетовый оттенок. Он снова переводит взгляд на коров со сходим цветом, потом снова на волшебницу, на коров, и в голове что-то начинает сходиться, по крайне мере ему так кажется.

- Ты становишься фиолетовой, - говорит он, указывая на ее копыто, - Это последняя стадия, - и почему он звучит атк уверенно, будто защитил докторскую степень по стадия превращения в коров? Но это отчего-то вдруг кажется таким очевидным, как то, что у него не должно быть вымени или то, что Розье надо снова повесить на крюк, - А, нет, подожди, - ее предложение звучит еще более ебануто, чем фиолетовый цвет, который медленно по ней расползается, - Вот эта последняя. Это что кроворождение наобарот? - и это все до одури смешно, потому что нереально и безумно. Он пришел сюда купить пару кусков мясо, а в итоге сам окажется внутри этого самого мяса? - Хорошо, через что залезать будем, через рот или задницу? И что будем делать, если ее порвет? - стоило ли задавать все эти вопросы, если других видимых вариантов и не было? Надо будет потом не забыть обратиться к обливаторам, чтобы забыть все детали залазки в корову.

- Ладно, - он снова пытается подняться, но его постоянно перевешивает вперед. Хватается за траву, отдирая небольшой клочок, думая, что самое время ее попробовать. Когда, если не сейчас? - Ну газон у них, конечно, деликатесный, - а следом чувствует, как сломанная рука начинает будто каменеть, бросает на нее взгляд и понимает, что там уже такое же копыто, как у Розье. Блять, блять, блять, - Сука. Не ешь его! Скорее, где там палочка? Расширяй эту сранную корову, - он показывает на ту, что кажется больше всех, потом замечает, что неподалеку есть еще больше, - Нет, вот эту лучше, - времени на жалость нет, хотя, смотря как корова извивается под действием заклинания ему становится не по себе. Он почти принимает это на свой коровий счет, как бы он себя чувствовал, если бы его так. Остается надеется, что он такого никогда не почувствует, хватит и того, что его перевешивает вымя. Как с таким в корову то запихиваться.

Он выхватывает палочку у Розье и при помощи заклинания делает ту шире примерно в два раза, там где должно быть немного более узко. Корова неистово мычит, Огден борется с тем, чтобы жмуриться от этого вида, вместо этого указывает рукой Розье на вход, мол дамы вперед.

На самом деле Икарус не так далек от того, чтобы передернуть на все эти луга. Если так подумать, то нет ничего более соблазнительного, чем пару-тройку клочков сочной травы, это, конечно, не какой-нибудь стейк, но даже лучше. Он представляет как осыпает себя тонкими травинками, они настолько тонкие и свежие, что почти ласкают лицо, будто одна гигантская травяная женщина садится ему на лицо, и он даже не против. И зачем Розье подкидывает ему идеи, потому что рука даже машинально тянется к паху, в этот раз вымя играет ему на руку, вернее попадается под руку, что, дает возможность сделать вид, что он что-то искал в районе сосков на вымени.

Он слушает волшебницу даже слишком внимательно, следит за коровами, на которых она указывает, переводит взгляд на ее лицо, и становится как-то не по себе от того, что та какая-то нетипично грустная. Может ей вьебать? От вида грустной Розье ему самому становится не по себе, то есть, еще больше не по себе, чем было. Злая Розье - это нормально, ебнутая - не фантан, но пойдет, а вот грустная. Еще чуть чуть и он начнет толкать ее своей головой, как бы утешая, примерно так как делают это другие коровы, которые, кажется, очень тесно знакомы с друг другом. Но сначала надо разобраться, как определить градацию тесности знакомства, должен он ее головой боднуть или просто дать копытом в ебальник, мол, хавни травы и расслабься.

Но расслабиться, очевидно, стоит корове, из которой делают подобие сумки. Вот Икарусу, когда он получал какую-то травму, в больничном крыле Хогвартса говорили, что нужно расслабиться и потерпеть, примерно это же он бормочет себе под нос, только звучит это как «муууу». От этого становится еще страшнее, потому что язык слушается через раз, а ему его язык нужен, как минимум, чтобы колдовать. Он внимательно наблюдает за тем, как корова превращается в дверной проем. Современненько. Кажется, ему как-то рассказывали про дизайнеров интерьера, которые изображали дверные проемы как задницу коровы, чтобы они сказали теперь? Закинули свои шелковые шарфы на плечо и похлопали, вообразив на лице что-то исключительно ценительское?

Вот Огден себя дизайнером не чувствовал, скорее кем-то вроде мужика в фартуке, который пытался продать им с Мэтом старое мясо. Теперь, когда им приходится залезать в корову, он неизбежно станет знать больше о мясе коров. Только вот залезть не получается, все что-то мешается, он все никак не может привыкнуть к этому вымени, которое никаких полезных функций по сути не несет. Чувствует как его пинают сзади, главное чтобы это в него никто не пролезал. Может он не заметил и уже стал полностью коровой, в которую пытаются залезть аналоги Огденов и Розье. Поэтому он пытается хвататься за что-то внутри коровы, из-за чего та только сильнее мычит, а пытается ее после этого погладить внутри, но все какое-то склизкое не приятное, не совсем то место, в котором бы хотелось проводить время.

Он не успевает ничего придумать, прежде чем их зажимает коровой внутри, в рот лезут какие-то лоскуты, внутренности. Мычанье животного отсюда доносится совсем странно, расскажи кому примут за больного. Икарус и не уверен в том, что он здоров, после этого точно не здоров. И Розье вжимается слишком сильно, давит на его вымя, впору ее оттолкнуть, но руки не разогнуть, и спину не разогнуть, еще чуть-чуть и все онемеет. И это не самое страшное, потому что с воздухом и вправду беда, и не только у волшебницы.

- Ты даже сдохнуть пытаешься не вовремя, - он каким-то чудом протискивает руку в район волос Розье, только туда и удается дотянуться, тянет за них, чтобы вытащить ее из его вымени, потому что хуже внутренностей коровы только труп во внутренностях коровы, особенно труп Розье. Она вроде как его коровья сестра. А кто тогда корова в которой они сидят, мать получается? Но каких-то похожих чувств, которые испытывают к матери он к ней не чувствует, Икарусу вообще кажется, что трава потихоньку начинает выветриваться из его мыслей, как и жалость к тем, кто ее с жадностью пожирает.

- Готова родиться? - снаружи слышатся приглушенные голоса, пока корова все продолжает истошно мычать, видимо, сейчас или никогда. Он выуживает палочку среди всех этих внутренностей, которые пытаются ее сожрать, и произносить заклинание, после которого корову разносит по кускам, а они с Розье падают на твердую землю. Хочется верить, что это был последний уровень падания куда-либо.

На них смотрят две пары обезумевших глаз, с лиц которых стекает кровь и ошметки коровы. Икарус дотрагивается до своего живота и, наконец, ощущает, что вымя исчезло, что несказанно радует, настолько, что он позволяет себе рассмеяться в голос. Он осматривает помещение, крепко сжимает в руке палочку, готовый в любой момент атаковать волшебников или вампиров, только один из них похож на ребенка, который вот-вот расплачется. Да, не любая детская психика такое переживет. Только второй человек, ему напоминает того, кто стоял над Розье, когда она была подвешена.

- Я схватил ее. Сука быстро бегает, - он крепко хватает ее за предплечье и вталкивает перед собой. Пусть думает, что он один из них, по крайне мере можно попытаться, а когда бдительность будет усыплена, он разъебет их примерно как корову, в которой они сидели. Почему-то сейчас он волшебницу сдать им не готов, эти уебки свое не получат.

У него нет времени объяснять Розье, что все это ради ее же блага, ну или подобия чего-то такого. Он вообще сомневается, что знает, что такое благо для этой волшебницы. Но есть вероятность, что стекающие ошметки коровы с ее голого тела это не верх мечтаний. Хотя его этот вид порядком занимает, если бы еще на них не смотрели горящие глаза, которые кажутся ему уже знакомыми. Что-то похожее он видел у девушки, которая заточила Мэта и еще у кого-то. Он пытается сдержать в себе подступающую ярость, потому что понимает, что те явно как-то связаны, а за друг он так и не отомстил. Только машинально стискивает руку Сольвейг еще сильнее, уже не замечая, что может делать больно. Ему это сейчас совершенно не важно, он сконцентрирован на людях перед ним и на палочке в руке, которая вроде бы была сломана, но и боль почти не чувствуется, адреналин бьет через край, если бы не он у него бы наверняка что-то тряслось, главное чтоб не вымя. Но ничего такого, даже страх почти отступил, несмотря на то, что место выглядит весьма устрашающе со всеми этими частицами их временного убежища.

Хныканья ребенка его не трогают, пусть поскорее уводит его отсюда, повернется спиной, тогда то Огден его и настигнет. А то, что в бросать в спину заклинания это не очень-то честно пусть рассказывают каким-то идиотам, которые не побывали до этого в коровах. А если не получится заклинанием, учитывая своенравность этой палочки, он приметил неплохой такой булыжник, которым можно довольно успешно размозжить череп, волшебника в том числе. А вот про вампиров он не уверен, уж больно мало о них знает, но попытаться всегда стоит, просто так сдаваться он не намерен.

- Мужа корове? - он не очень понимает, что несет этот человек. Еще больше не понимает его методов, с суками, по его мнению нужно обходится кардинально, желательно душить в младенчестве, а, если уж не получилось, неужели стоит идти на столь извращенные методы. Д а и нахуя тратить столько энергии на всякую шваль, - Ты ебнутый ублюдок, - он цедит сквозь зубы. Если его система такая прекрасная, какого хуя и он чуть не стал коровой, или ему бы тоже нашли хорошего мужа?

Икарус понимает, что со спектаклем не получится, уж больно хочется выпотрошить этого уебка. Он делает рывок в его сторону, бросает заклинание прямо ему меж глаз, забрасывает Розье куда-то за спину, чтобы та не была слишком легкой мишенью. Но заклинание снова летит мимо, он отпрыгивает в сторону, когда чувствует в икре острую боль, бросает палочку в сторону Сольвейг, а сам хватает за злосчастный булыжник. Но на ногах держатся слишком сложно и больно, Огден падает, пока ребенок взбирается по нему ближе к шее. Его глаза горят огнем, или Икарусу так только кажется, его то точно горят, еле заметная улыбка выступает на губах, он облизывается. Да, да, подойди еще ближе. Снова рывок, рука с булыжником резво рассекает воздух, прежде, чем остановиться на голове мальчика. Он слышит хруст, но вампиреныш как заведенный, только движения постепенно становятся как будто медленнее. Он замахивается еще и еще раз, по руке стекает кровь, уже не животного, но и уже не человека. Икарус делает это почти с радостью, до тех пор, пока хватка мальчика не слабнет окончательно, пока он не обмякает, лежа на нем.

Огден скидывает маленькое тельце, краем уха слышит стон боли мужчины, который познал потерю. Интересно, кем ему был этот ребенок? Сыном, хозяином, может, очередным «гуманным» проектом? Но Икарусу интереснее, быстрее ли раскалывается череп человека, раз уж тот использует палочку, вместо того, чтобы откусить от них кусок, вероятно, он все же человек. Хотя, если вспомнить, чем он тут занимается, то, кажется, все же скорее животное. Но остается надеется только на ловкость Розье, ибо, если вырубят ее, он даже не успеет подобрать палочку, чтобы ответить этому ебнутому. Потому он думает, что лучше будет отвлечь короводела на себя, надавить на потерю, по крайне мере так у Сольвейг будет больше шансов. Икарус лучше сдохнет, чем даст выжить этому мудаку.

- А на какой путь шел этот вампереныш? - он пинает тело ботинком, переворачивая ребенка лицом к потолку, - Если не дашь нам уйти, мы найдем всех твоих коров и вампиров и поменяем их местами. Как тебе такое исправление? А тебя засунем в кого-то из них и будем делать ставки на то как быстро ты задохнешься, - Огден рассчитывает, что его блеф никто не раскроет, потому что уходить просто так он не планирует, только с головой короводела не иначе.